РАМ (автор темы)
Когда уже сборник выйдет? чтоб по нормальному с книжечки читать... Интересно блин...

Бессмертная классика

Вы знаете, пусть там что не говорят, а я классику предпочитаю!
Не люблю современных авторов, их читать только сплёвываться.
А вот классика это другое дело, там уже никто по утрам не встаёт и графики продаж
у себя на стене не вычерчивает. Как говорится брошенная без присмотра литература.
Такую почитать одно удовольствие!
Настоящая классика, это как хорошо заквашенная редька, время её не берёт, только
духу та набирается!

Стою у шкафа, пирог яблочный ем, чаем запиваю и на Лескова во все глаза смотрю.
Двенадцать томов! В зелёном переплёте.

Тут как-то один, тоже весомый человек, блинчики себе на кухне жарил, ну и Лескова
то ли прочёл, то ли услышал где, говорит, что не хуже Чехова.
Ну, того то я читал. Ещё в школе даже.
А тут Лесков. Как же говорю, знаю.

И представьте себе, надо же, он всеми томами у меня в шкафу имеется!
Нет, надо обязательно его попробовать.

Ем пирог, крошки стараюсь не сыпать. Чаёк жадно отхлёбываю и Лесковым любуюсь.
Думаю с чего начать. Может лучше с конца, с самого последнего тома, ведь там
наверняка сосредоточились самые зрелые мысли, да и как говорится, быстрее отделаюсь.
Хотя в первых томах, должно быть и дерзкие мысли, когда автор ещё молод был.

Стою, пирог доедаю, кружка уже пуста. Надо бы сбегать подлить, а то в сухомятку
глотать трудно. Но задержался, о классике думаю. Вот бы мечтаю, тюрьма если или в
плен вдруг куда попал, там то другое дело, лежи себе и читай! С самого первого тома!
Ну или на худой конец обездвижимым внезапно стал, перебинтованный и весь под
капельницей, что там не читать то!

А за окном уже солнце вспыхнуло. Ладно думаю, и без чая обойдёмся. Бежать надо.

Свобода!

Свобода возможна, но при полном и абсолютном отсутствие страха.
Когда полностью отсутствуют переживания не благоприятного исхода.
За всё. За себя, своё нажитое имущество, судьбу тебе самых близких людей.
Грустная свобода.
Свобода ещё может прийти через веру. Как сущего неизбежность.
Отвратительная свобода. Через выхолащивание себя.
Худшего и не пожелаешь.
Но есть свобода не нарушенная.
Светлая и восклицательная! Ничем ещё не омрачённая.
И мы все когда то, поторопились из неё уйти.

Яблочный олигарх

Я в полном волнении. Привёз от отца целую машину яблок и что с ними делать
не знаю. Дома совсем никого. Появятся только лишь через месяц.
Разложил их у себя в комнате, что бы оперативно за ними наблюдать, как вести
они себя будут. Что бы если гнить когда начнут, сразу меры принять какие ни будь.
Рассыпал по всему полу и только тропку узкую для себя оставил
А они ждать не стали. Гниют себе да гниют. Каждый день тазик выносить
приходится. Я в панике.
Решил так, если к вечеру тазик всегда скапливается, то может это так принято. Ну
процент такой для общества необходимый. Эксперимент поставил. Всё гнильё в кучу
собрал и в центре содружества водрузил. А самое крупное яблоко во главе назначил.
Наблюдаю. Вроде всё хорошо. Толпа в недоумении. Или наоборот успокоились.
Говорил ведь я, мы все из одной системы! По одним законам всегда развиваемся!
Вот, как говорится, хорошо человеческую натуру знать, всегда в жизни пригодиться
может.

Дня два прошло. А эти опять играть со мной вздумали, снова кое где партизанщина
появляться стала. Но не так как прежде. Ну всё как в обществе! Долгого мира не удержать!
Обязательно недовольные будут!
Вылавливаю их по одному. А главного в самом центре держу. Что бы всем видно было!
Он уже почернел весь, как то осунулся, но ещё бодро держится.
Решил их в духовке тогда морить, пусть думаю сушатся. Обрезаю бока им и в топку.
Своим звоню, что бы рецепты узнать. Но всем наплевать, говорят, делай что хочешь.
А гнилья, с каждым днём всё прибывает. Даже главного своего не во что не ставят.
Духовка уже не справляется.
Дай думаю пасту из них делать буду. Томатную. Рецепт в Интернете вычитал. Даже
хорошо оказывается, что малость с гнильём в дело идёт. Но тут до меня дошло, что
это всё про помидоры действительно. А у меня одни яблоки. Не получается вот, с пастой.
Остаётся варенье варить из них. Из самых зарвавшихся.

Сахар купил. Нашёл тазик. Вроде успокоился даже. А эти каждый день всё недовольны.
Гниют и гниют себе. Я их отслеживаю и в оборот запускаю. В безотходное производство.
Одних сушу, других в варение складываю, а те что совсем уж из себя вышли, и не
на что не годны, в бак для вина складываю. Вино к Новому Году пить будем!
А главного всё не смещаю. Как никак ведь справляемся. Он уж себя совсем
потерял, скорячился, сник так, что еле над ковром подымается. И газетку уже поздно
под него подложить, что уж его тревожить. На нём даже растительность взошла. Гриб
с семейством вырос. А я баланс сил всё поддерживаю. Думаю от добра, добра не ищут!
Сместишь его куда, а у них интриги, какие начнутся. Межсортовые может.
Устал страшно. Не успеваю многое. Как президент, над массами размышляю. Нет уж,
думаю, пусть кто-то другой народ разводит, а я лучше так поживу!

Да здравствует Сахалин!
Свобода!

Равенство!

К Равенству подводят главное, а в нём показатели всегда ровны.
И к нему не надо стремится, от него просто не убежишь.

Для Равенства не бывает границ, создаются только помехи.
Но и они лишь призрачны.
Мы все равны! И в этом как раз и есть наше взаимное отличие.

Долго здесь лучше не рассуждать, на первый взгляд это так не очевидно.
К Равенству прислушиваться внимательно надо.
Мы все родились быть равны, и это чувство должно присутствовать.

А впрочем кто сказал, что мы не равны.
Осень всех нас подравняет.

Откуда дровишки?

Едет как то мужик один на лошади, думу думает. А на встречу Красов идёт, с
косой. Поздоровались, всё как полагается. Красов руку мужичку пожать протянул, а
сам между делом о всём выспрашивает. Про дрова разговор ведёт.
Красов, он мужик въедливый, во всём всегда интересуется, ну и пристал к тому, что
да почём и от куда мол лес тот всё время возит.
А мужичёк, степенный попался, не может он говорить коротко, на телегу присесть
велит.
Красов как может ногами упирается, говорит, солнце уже скоро опустится, траву
скошенную в скирды укладывать надобно бы. А мужичёк всё за своё, садись мол да
садись, да и дождичек лишь к вечеру обещают, успеем с тобой всё ещё сделать.

Сидят на телеге оба, ногами беззаботно болтают, мужичёк на вопрос Красова ответить
готовится. А Красов уже про своё щебечет, про луга вспаханные, да поля не кошенные.
Мужичишка упорный, всё разговор в главное русло вернуть пытается, а Красов всё в
облаках летает, про сети свои уже разговор ведёт, что ночью всю старицу ими вдоль
и поперёк перегородил.
Сидят голубчики, ногами машут, песнь во всё горло распеть пытаются, да только в
одну ноту попасть у них никак не получается.
Мужик выбрал минуточку, пока Красов рот свой закрыл, да и молвит ему, серьёзно
так. Мол, слышал ли Красов когда из лесу шум какой? Красов честно признался, что
нет, пока не приходилось. А мужичёк тогда и говорит Красову, что если тот вдруг когда
заслышит звук какой из чащи, то это и есть, мужичка папа.
Красов язык тут свой и прикусил!
А мужичёк в паузу своё талдычит, про отца своего, про хозяйство, всё без утайки
Красову поведал. Оказывается заготовками они здесь сейчас, уже давно занимаются.
Его папа без остановки всё рубит, всё подряд, что в лесу найдёт, а сам мужичёк, на
подводе от туда тащит. Лесу то нынче совсем не стало, вот и приходится даже
хворост весь подбирать, жить то ведь надо.

А когда Красов в себя пришёл, в разговор клинится, тоже всё поругать порывается.
Примеры по ярче вставить норовит, что бы так сказать и выразительности ко всёму
прибавить. Что бы не жевать, не мямлить, а серьёзно обо всём, тут же по мужски и
высказать! Ну не говорит, а в порошок всех растирает!
Да и луга, кричит Красов, последние годы совсем не те! Как лесу не стало, орёт,
река сразу ушла! Да ладно бы одна, всю рыбу вместе с собой утащила!. Ветры,
возмущается Красов, один песок гольный! Дуют и камни с собой несут, все избы им
уже по крышу перемело. И на мужичка хитро смотрит.
Так и сидят в обнимку, ногами высоко к небу вскидывают. Радио на волну колёсиком
настраивают. А что, семья то большая!? Красову всё не терпится, везде подвоху ищет.
А мужичишка серьёзный, как есть и говорит, всё ему на душу выкладывает. Говорит,
нет! Зачем! Всего двое! По что голытьбу то плодить! И просит по радио, про курс
бивалютный, в корзине того узнать! Хозяйство, говорит, своё заложил и всё в форексе
оставил. Хочу, и глаза аж свои закатил, хату хочу говорит себе хорошую в городе
справить, а на остатки Бьюик ещё купить. В деревне то все на топленных японках
катаются, а вот Бьюика ни у кого нет. И добавил мечтательно, что бы она с открытым
верхом была, антирадаром и диски на ней все литые были!
Покрутил Красов колёсиком, покрутил, да и пошёл себе скирды швырять. А то дождик
скоро будет.

Гвоздь

Вот останешься как один, ничего найти не возможно!
Куда всё попрячет!?
Вроде и спрятать то некуда, метров раз-два и обчёлся, а ведь так засунет!
Ни на кухне, ни гардероб, соли даже не найти!
Не будешь же по каждому пустяку на обратную сторону планеты звонить, рубашку
свою спрашивать!

Нет, так дальше просто нельзя!
Надо начинать к истокам своим двигаться!
Это же надо, какая, такая душа не разумная, шкафы да шифоньеры на придумывала!
Что бы у них всех язык там по отсох. И ни кому больше предлагать такое не смело!

То ли как раньше! Вот люди жили!
Мне ведь, акромя трёх гвоздиков, ничего не надо!
На одном, штаны что бы висели, у самой двери, что бы искать не надо было.
Плащ и шляпа. Всё!

Зачем мне шкафы!? Что я в них забыл!?
Вот носки хотел поменять, а так бы в углу лежали! Подошёл, встряхнул и взял!
Нет! Так долго прожить нельзя!

Или к примеру излишество какое надумал, шарф там роскошный себе завел.
Цветастый, вязаный!
Ну ещё себе гвоздь один выделил! В передней, что бы невзначай, кто не выволок.
И рельеф в доме, и достаток сразу видно!
Всё ведь шкафами перегородила! Гвоздя прибить совсем некуда!

Сограждане наши

Да, сейчас неожиданное нападение трудно сделать!
Хоть на основного, допустим стратегического врага, хоть на заурядную единицу!
Везде наши сограждане нынче бегают.
Вот и подумай, как же боевые мероприятия начинать, если всех граждан и за год
собрать не успеем!? Диффузия, какая то международная!
Ведь все страны успели оккупировать, Даже несчастной Новозеландией, и то не
побрезговали.
В любом городе, куда пальцем на глобус не ткни, везде одни русские сидят! И как
их собрать обратно никто не знает!?
Всё, абсолютно всё что можно заполнили, все пляжи, рынки, везде наши рожи видны!
Ну ладно там общественные центры, базары и магазины, в университеты гляньте!
Для интереса хоть в Стенвард загляните, в его дремлющий кампус! Первым кто мимо
прошлёпает, обязательно русским будет! Или Колумбийский, старинный двор, и там
только русских и слышно.

Лучше вот, вы попробуйте , выскочите на центральную площадь, какого ни будь захудалого
городка, в самом запрятанном штате, усядьтесь по самой её середине, для пущей
острастки лучше на колени, можете даже рубаху надорвать до пупка, раскиньте в
разные стороны руки, для драматизма, и обильно роняя слёзы, как следует прооритесь!
Да так, что бы на весь заспанный их вертеп, чтобы звук ваш проник аж в последний
подвал, ворвался на их МТС и заставил всех оторваться от самого в этот момент
им насущного!

А-а-а-а!
Вот нате!
Смотрите!
Я русский!
Только попробуй ка, кто!
Ко мне!
Сунься!

И можете мне поверить, как только площадь заполнится гоношащимся и блеющим,
людским стадом, в их сплошном гоне вы отчётливо обнаружите прорусские нотки!
Просто на тот момент, когда вы только собирались поставить свой социологический опыт,
они все в бутиках рылись. И вот тогда вам сразу станет, наверное, стыдно!
А это только верхушка айсберга! Основная масса ни за что себя не проявит!
Русские не любят своих соотечественников, без культурными их считает.
Так и будут всюду молчать, других то языков они тоже не учат, за варваров всех
воспринимают. Вот так и распространяются равномерно.
Всех россиян как диффузор распылил, по всем весям. Хоть куда не езжай, и негде
от них не спрятаться! А вот обратно их как выковыривать, никто не знает!

Друг Фридерика Ш-на

Жили как то два друга, Фридерик Ш-н и Себастьян Б-х.
Скромно жили, никого не докучали. А как на пенсию вышли, то совсем тихими стали.
Тихими такими, покладистыми, и до того не приметными, что даже канализацией
пользоваться перестали.
Впрочем, если у вас есть время, чуть поподробнее расскажу.
А началось это совсем недавно. Когда господин Осагов появился. То ли с гор откуда
спустился, говорят вроде с Кавказа, или наоборот, из самой преисподней выскочил, а
только пришлось нашим друзьям с машинами своими расстаться. Вернее машины то
и сейчас в гаражах стоят, да вот номера их сдать, обстоятельства вынудили.
Этот Осагов лихо всё провернул, со всеми договорился, и всех страховаться у себя
заставил. А наши то не зря долго жили, погреба автомобилями прикрыли и ходят,
изредка тряпочками протирают. Бензин в баночках в начале носили, что бы звук
знакомый послушать, но потом и это прикрыли. Таблички на заправках быстро вывесили,
в посуду мол не разливаем и пенсионеров всяких, просим сильно не беспокоиться.
Себастьяныч тогда сразу сообразил, мотор со всеми потрохами выкорчевал и соляркой
залил. Живой человек всегда надеется.

Потом за телефоны взялись. Счётчики на разговоры поставили. Фридерик ждёт когда
Себастьяныч позвонит, а тот тоже не дурак. Только пыль с аппаратов и стряхивают.
Самая интересная жизнь началась, когда на воду счётчики установили.
Себастьяныч вообще рекорд поставил, за весь месяц ни одного литра из трубы не взял!
Не пользовался совсем! Где на колонку в село сходит, или вот, родник в лесу отыскал.
Да и не он один в лес теперь зачастил, всем прогуляться интересно стало.
А дождик если случаем пройдёт, тоже, всё веселей сразу, вообще с двенадцатого
этажа спускаться не приходится.
Когда платить пришёл, ему не поверили. Говорят в зоне погрешности, и куб на всякий
случай приписали. Претензий к нам ведь у вас нет, мы же до вас пока воду вели,
столько по дороге растратили.

Пришёл как то Себастьяныч к Фридерику в гости, видит тот палкой в санузле ковыряется,
протолкнуть что то пытается. Удивился. Что же это ты, не приспособленный то, какой то?
Все унитазы давно с мест по срывали и под телефонные столики приспособили. Это
ведь как изогнуться надо, что бы через змеевик, палкой, всё пропихнуть можно было?
Убирай унитаз к чёртовой маме! Из него ещё тебе хороший журнальный столик выйдет!
А за то какая клоака за ним раскроется! Милое дело напрямую работать!
И правда, все проблемы как рукой сняло. И мебель дополнительно пригодилась!

Только не долго на их век радостей было отпущено. В Екатеринбурге, говорят, стояки
бетоном заливать вздумали. Хлопот с ним невпроворот, а счётчики никак не поставишь!
И вы знаете, так вдруг смешно им стало! Смеются и всё! Хохочут, не остановишь!
Человек из домоуправления пришёл, говорит, срочно счётчики снимайте. На тарировку
несите, иначе по максимуму считать начнём!
А наши только пуще смеются! Себастьяныч, так тот аж в пляс пустился, говорит, ноги
сами идут и ничего не поделаешь!

Любовь препарированная или 3D

Любовь производственная или товара - производящая. Иногда вынужденная, чаще
обязывающая. Всегда продажная и меркантильная, но как говорится, мера, каждому
в полнее посильная. Чем больше ценен твой труд, тем выше и взаимность.

Любовь гражданская или народная. Я бы сказал мировая. Её чем больше, тем она
дальнобойнее. Как миномётная. В виде воронки, всё что вокруг, рядом выжжено, а
подальше, наоборот, самое что ни на есть прекрасное.

Любовь родственная или клановая. Она только крепчает на расстояние. И чем больше
ею не пользуешься, тем только воображение будоражит. Гравитационная. Можно в
лепёшку с размаху размазаться, если вдруг на дольше среди родни задержишься.

Любовь репродуктивная или плодоносящая. Ураганная. Обескураживающая. Остаток
ума, последнего, от нас лишающая. Одним словом, совсем невменяемая. По балконам
зачем то скакать вынуждающая, сплошь инстинктивная и вульгарная, прям как чем то
под зад ужаленным, вот как мы её у себя обнаруживаем.

Но есть ещё материнская. Тоже не совсем логичная, но с позиции всеобщей эволюции,
очень даже понятная. Но со всех сторон, самая прекрасная, и нет на неё расстояния.

Море

Как-то возвращались мы с моря. Отдохнули. С погодой так себе, повезло.
На вокзале сидим, до поезда ещё пару часов. Дай думаю, что ни будь в дорогу
перехвачу, ехать будем, грызть, о хорошем размышлять. Надо.
Тут же и базарчик рядом. Вышел, между рядов хожу, фрукты разглядываю, на
цены внимательно смотрю. Прежде чем купить, обязательно попробовать необходимо.
Оно ведь только с виду может быть привлекательным, а что там внутри, никто не
заглядывает. Поэтому хожу, хорошо пробую. Целыми горстями себе запихиваю.
Тут, смотрю, мужик торгует. Виноградом. Дай, думаю, и у тебя всё хорошенько
распробую, вдруг зараза какая ни будь.
Да нет. Всё замечательно. Виноград самый лучший. Ем его, кисти отрываю,
приглядываюсь. Ни одной червивой нет. Но основательно проверяю. В дорогу ведь.
Ехать далеко, обо всём передумать надо. Что бы уж ничто внимания не отвлекало и
понапрасну душу не тяготило.
Ем, наслаждаюсь, к мужику пристаю, чей мол виноград торгует. А покупатели всё
мимо ходят, цены то у него обычные, ни чем не привлекательные.
Да, говорю, виноград нынче не просто вырастить, уход требуется. А он молчит себе,
и меня не отгоняет. Ну, я и ем, по сторонам выглядываю.
Смотрю милиционер идёт. И прямо к нам. Мужичка за руки хватает, и допрос ту же
производит. Подозревает в чём того. Так и говорит, ты зачем снова за старое взялся?
И уводит его!

Я стою один. Продавца совершенно нет. Виноград двумя ладошками ем. Воздуха не
хватает. Ну конечно, тороплюсь, вдруг опят вернётся.
Стою, цены загораживаю. Народ у меня и спрашивает, почём виноград торгую.
Я тут же, быстро на место продавца встал. Бойко всем отвечаю. А народ спросит и
мимо идёт. Нет интереса.
Я в торговле соображаю. Не торговал, но знаю. Цены перерисовал, с двадцати двух
рублей, на двадцать убавил. Народ моментально оживился.
Ящиков двадцать у того стояло, минут за пятнадцать всё распродал!
Деньги пополам делю. Как положено. Половину в один карман, поменьше в другой,
что бы по честному всё отдать. Если вернётся.
Мужика то увели, он даже на прилавке свои сигареты оставил. «Приму».
А тут, охламоны, какие то, ко мне подходят. Косятся. Видать соратники его. Не ожидали
тут меня за прилавком увидеть.
А мне ещё остатки распродать надо. Помятый слегка остался. Я уж по восемнадцать
его впариваю. Жалко ведь, не бросишь. Карманы ощупываю.
Беру «Приму», раскрываю, пацанов всех угощаю. Сам зажигалкой, всем огонёк подал.
Тот то, всё оставил.
Постояли соратники, постояли, да и пошли куда то. А ко мне уж супруга бежит. Где,
говорит, ты ходишь, поезд уже давно подали.
Честное слово, ничего не приврал. Деньги как есть, половину отдать хотел. Другую
честно заработал.

Волнующие думы

Сидят наши, комуняки, на Манхэтоне, Халуин смотрят.
Молчат.
В кучку сгрудились. Кокон образовали.
Думают.
Сосредоточенно.
Такую страну про…., про…, про…, протеряли!

Вокруг ряженные ходят.
Веселятся.
Не подозревают.
Ничего не подозревают! Беспечные!

А над нашими. Мыслеформа. Над коконом витает.
Яркая. Вся в цветных картинках. В объёме.
Масштабная.

Видятся им великие планы!
Новые!
Не хуже плана ГОЭРЛО! Или Магнитки!
Прям по всему Манхэтону!
От одного конца, до другого! Благо территория позволяет!
Дружное, Все…, Все…, Все…, Всеобъемлющее строительство!
С комсомольским энтузиазмом! Со всем воодушевлённым подъёмом!

А пока.
Временно.
Бараки бы тут, надо построить.
Для всё вновь прибывающих!

Вещь

Вещь продажна и не постоянна.
А до чего ж капризна, стоит о ней забыть, или молью изойдёт, или совсем исчезнет.
Отдавать свою вещь, в чужие руки, нельзя! Столько обиды будет!
Всем не хорошо станет, и тому кто взял, и самой вещи, и хозяин сильно пострадает.

Если уж так получилось и не смог отстоять, надо немедленно, лучше сразу, или на
следующий день, пойти и забрать! Безболезненней это гораздо!
Через месяц и напоминать о ней уже стыдно будет.

Полгода пройдёт, лучше забудьте! Не прикрытым сутяжничеством это отдаёт. И там к ней
привыкли, и вещь вся чужой заботой пропитана.
Раньше, головой надо было думать!

Вот, например, из практики!
Дал я как-то человеку одному, видному, с портфелем уже солидным, коньки на каток
с семьёй сходить. Ну не смог перед чарами устоять! Всей семьёй приволокся просит!
Ребёнка их пожалел.
Потом сильно об этом каялся!
Постеснялся на следующий день попросить назад, думал пусть отдохнёт, потом сам
вспомнит.
Не вспомнил! Так, собака, и не вспомнил! Как забрал, так и исчез навсегда!
И я, малодушный! Всю зиму терпел!
Летом духом собрался и в его логово взошёл!
Его жена, так меня не ожидала!
Как если бы, у партизана, средь белого дня, из лесной хроно-ямы, немецкий офицер,
с собаками, документы предъявить попросил!

И он, пёс, как при облаве забегал! Не знал куда выскочить, ладно всю дверь телом
загородил! Припёр всю семейку! Еле отдали!
Вот цена этой вещи!

Или вот аналогичный случай!
Тоже человек в звании, и портфель важный, ботинки для лыж попросил. И тоже ведь
семьёй своей прикрывался! На выходной покататься умолял!

Вот что, с человеком иногда бывает!?
Знал ведь что навсегда! Нет, отдал!
Такие хорошие ботинки были! Горнолыжные! Дорого стоили!

Пришлось их продать!
По бросовой цене! Лишь бы вызволить!
С покупателем к нему пришёл! Так бы ни за что не справился!

Курящая женщина

Курящая женщина! Это такая неприкаянность!
Скачущая тоска! Без исходная, суетливая невостребованность!
Ей бы край свой найти, надеется. Может всё ещё в жизни сбудется!
Вот и дымом она стелется,
на всех искоса,
в последней надежде,
отчаянно бросается!

Не курящая женщина, себя выдаёт сразу.
Завершённостью окончательной!
И не понятно, всё у неё сейчас правильно, или совсем уже навсегда не исполнено.
И надеяться ей, больше не на что.
И однажды она, просто свалится.

Так и закончит свой круг,
не прихоженной,
не обласканной,
жизненно вдоволь, не обеспеченной….

Чистая душа

Вот говорят человек, по природе своей, низкое и коварное создание и что больше ни
на что он не способен, как только мерзостью наполняться, и везде где придётся ею
ближайшие растения сдабривать.
В корне не верно.
Человек, если он где-то и гадит, то только по обстоятельствам.
И мерзкого конечно много натворил, но душа его чистая как у ребёнка! Ясная и в надежде!

Другой, случайно в аффекте, поступок благородный над кем-то учинил. Радость большая!
Только кому эта радость нужна? Мне совершенно не надо! Я сам лучше несколько,
для кого хочешь, хоть по многу раз на дню могу совершить и превосходно чувствовать
себя за всех буду!
Но, а тот то, другой! Он же эффект на всех произвёл, он привыкать к этому начал.
Он черту уже между собой провёл, и всех служить себе обозначил.
С высока теперь, только на всех вас и смотрит.

Ну а если запутался человек, и из дерьма вылезти никак не может. Других случаем
задирает. Натворит такой, гадостей и переживает. Кается бедолага, обо всех только
хорошее и мечтает. Честное слово, исправится желает.

Вот и подумай тут. У одного в голове чистое благородство, но малость шалит, по неволе,
а другой подсунул тебе невесть что, и тебя же в душе прищемляет!

Да даже я, душа смердящая, подлость какую произведу, весь благостью изливаюсь.
Когда безбилетником, например, летишь куда. Да, и такое бывало. Это ведь думают
что только в троллейбусе так легко можно, хотя и в нём подчас всю душу вытрясут,
а в авиацию и пестик не пронести. С двумя парами лыж в чехле, проскальзывал.
Так вот, пока летишь, только о людях и думаешь! С их самой лучшей стороны! Кому
место уступить, или багаж поддержать, со всей скажу радостью хочется.

Да, человек может и гадок по своей природе, но от этого внутри его только всё
страдает. Совестью постоянно изливается.
Чем больше человек гнусного совершил, тем выше от футштока уровень его
сознательности. И человеколюбия!

Мир и счастье

Даже если Америка наш главный стратегический партнёр и враг номер один, в одном
лице, но так хочется, что бы хоть пенсионеров наших, в остаток дней своих, в последний
путь, туда отправляли. Пусть к жизни вкус и они почувствуют. Заслужили ведь!

Нет, люди там конечно не хуже наших. Отношение к ним там другое.
Вот министр путёвых сообщений, то есть внутренних органов, наш, так и сказал
давеча, где ж мне взять то других, если они и есть вы! И руками развёл!
Опустил руки.

А я вот что думаю!
Надо их полицейских, в качестве наказания, к нам отправлять! Я договорюсь!
Платить им ничего не надо! Где же это кому в тюрьме платит!?
На постой и кормёжку в семьи осуждённых определять, пусть и родственники за
своих маются! В тюрьмах быстро, по чём изюм почувствуют, никто туда рваться уже
не будет! Преступность сразу исчезнет!

В Америки тоже стерилизация пройдёт, обновление общества! За место цепляться
станут, никто наказания такого не избежит!
Вот и им, только на пользу!

А наших, все органы сразу, и внутренние, и что снаружи болтаются, на перековку, в
массы выпустим! Лишние руки не помешают, а работать научим!
Машины их все распродадим! Пусть как остальные довольствуются!

Общество расцветёт! Экономия страшная будет! Американцы от счастья плакать
станут! Только бы всё у нас поправилось! Разведка с их стороны только содействовать
начнёт, мир и благоденствие!

Я честное слово договорюсь! Только готовы ли вы от врага избавиться?
Я имею в виду, американского!

Гадкая реклама

Спит как то наш, Фридерик Ш-н. Крепко спит, даже не шевелится.
Впереди выходной, поэтому хорошо спится, сны по второму кругу пересматривает.
А сниться ему один и тот же сон, который год так и нескончаемый, будто бы лежит
он в выгребной яме, на самом её дне и глазами в небо шарахается.
Вокруг что-то ерзает, копошится, кольцами извивается. К этому он привык уже как-то.
А другой раз, как рогами кто, под самый дых, чуть ли не в утробу самую, куда
поглубже, просунуть Фредерику желает. И вот так уже, какой год!
Как спать ложится, так сразу в яму эту и погружается!
А тут ещё напасть появилась! Сверху, Фредерику, на голову, огромным задом кто-то
садится повадился. И шипит при этом, да так зловеще….Клеа-а-а вита-а-абэ!
По нескольку раз за один присест!
И надо же, под самое утро, когда только спать приготовится!

Вот и в этот раз, так спалось мягко! Фридерик, накануне два вагона, вдвоём, от угля
выгрузили! Всё, как говориться, прибавка к пенсии! Полежать малость вздумал!
А тут в самый кайф! Задница эта! Шипением ухабистым!
И ведь булькает потом ещё долго! Как будто утонуть сразу что-то не может.

Вскочил Фридерик! Сон тут же, напрочь выбросил! Не выдержал старик, во всё горло,
лебединое, так и прокричал; - Вы, нехорошие люди!

Это уж я так перевёл. Кричал то он совсем другие слова, на своём привычном, чистом,
ломанном, немецком языке. Сам то хоть он и поляк, но изысканность во всё любит!

На весь многоэтажный барак матерился! Мол, вы, очень, очень, не хорошие люди!
И что бы они, сейчас же, оставили бедного пенсионера в покое!
Это он уже итальянский применил! Сопрано!
Многотембровый старик!

На его крик Себастьян Б-х прибежал.
Несколько раз сон Фредерика в подробностях выслушал!

Никому эта, не знаю, какой тут лучше язык применить, гадкая реклама, покоя не даёт!

Братство

Братство, это ни на каждый день.
Слишком дорого оно, что бы легко было им воспользоваться.
Братство, оно не от сознания. Это от осознания себя, что есть, ты.
Это вспышка, высветила и долго потом не угасает.
И светить ещё будет.

Братство, это быть может как самое высокое вознаграждение. Однажды и свыше.
И самое вразумительное, от того что ты жил.
И не важно, ты им воспользовался, или кому то как самое ценное передал.
Оно одинаково ярко, и всем от него отошло.

Братство. Не ищите его. Его не надо искать.
Оно всегда где то рядом.

Это любовь.

«Служить не за страх, а за совесть»

Из за страха служить долго нудно. А за совесть и не долго одному не уютно.
Из интереса очень опасно. Из любопытства не интересно.

Наблюдал возвращение губернатора в свои земли.

Его ждали!
Сдержанно и приподнято!
Все собрались. Скромно, но по ранжиру.
Распоряжались, без суеты, привычно.
Появились цветы. Младшие всем улыбались.
Ласково в глаза вглядывались промеж собою.
Отца своего, кормящего, с минуты на минуту семейством большим ожидали.

Смиренными группками в линию выстроились. Не разорвать.
Сосредоточенные. Смешать никому не удастся.
Только меньшие угомонится никак не могут

А тут и сам губернатор, с самого неба сходит, ко всем присутствующим сразу в
объятия спускается! Яркий и любви жаждущий!
И возглас на встречу ничем ни сдержанный, от ожидающих, вдруг сам собою из
расслабленной груди вырвался.
Не удержалась рать! Застонала! Не смогла скрыть эмоций своих, скованных!

Наблюдал я и радовался!
Вот она! Любовь то, земная!